Колокольня Свято-Троице-Сергиевой Лавры

Самым значительным памятником XVIII века существенно обогатившим не только ансамбль Троицкого монастыря, но и всю русскую архитектуру, является знаменитая лаврская колокольня. История ее строительства служит наглядным примером той осторожности и внимания, с которым подходили русские архитекторы к возведению новых зданий в условиях уже сложившегося ансамбля.

После сооружения огромных зданий трапезной и Чертогов монастырские власти стали усиленно хлопотать о разрешении построить новую, высокую колокольню, способную объединить собой весь разросшийся ансамбль монастырских зданий. Их желание было удовлетворено, из Петербурга последовало распоряжение, чтобы со старой колокольни у Духовской церкви «колокола собрать и оную разобрать», а с монастыря снять план и прислать его ко двору, после чего «о строении новой колокольни определение учинится». Два года спустя в Лавру был прислан чертеж, утвержденный императрицей Анной Иоановной, «каким образом в том монастыре строить колокольню». Проект колокольни, разработанный придворным архитектором И. Шумахером, представлял довольно обычную для того времени трехъярусную композицию с применением классического ордера. Общие пропорции здания, и особенно его нижняя часть отличались чрезмерной грузностью. Место для новой звонницы назначалось в геометрическом центре древней площади монастыря, против западного входа в Успенский собор.
 

Известный московский архитектор И.Ф. Мичурин, которому было поручено строительство колокольни, убедительно доказал, что построенная на этом месте колокольня не только бы загромоздила всю площадь перед Троицким собором и подавила бы последний своими размерами, но и сама колокольня «от того малого расстояния народом видна много быть не могла». Он предложил разместить колокольню не в центре, а на северной стороне площади, там, где в те годы еще стояла старая ермолинская трапезная XV века. Смещение колокольни с оси Успенского собора освобождало ее от тесной связи только с одним зданием, и она действительно становилась равнодействующей всего монастырского ансамбля, усиливая художественное воздействие всех его сооружений. Предложение Мичурина, поддержанное монастырем, было послано в Петербург. Ответ не оставлял надежд своей категоричностью, поскольку положение колокольни было утверждено императрицей Анной Иоановной. Монастырские власти были вынуждены начать рытье котлована под фундамент в центре площади, но Мичурин, убежденный в своей правоте, снова обратился с протестом в Петербург, и летом 1741 года с разрешения уже другой императрицы Елизаветы Петровны, состоялась, наконец, закладка новой колокольни на новом месте.
Согласно специальному предписанию, работы велись «неспешно», чтобы колокольня «на фундаменте отстояться могла без повреждения, и для того, «дабы и большой колокол перелитием к поставке в ту новую колокольню изготовился». А колокол был задуман грандиозный, самый большой в России по размерам и весу. За его отливку взялись колокольные мастера Семен Степанов и Гаврила Лукьянов, незадолго перед этим принимавшие участие в изготовлении Царь-колокола для звонницы Ивана Великого в Московском кремле.

К северу от монастыря был специально построен «колоколенный завод» с литейной ямой, амбарами и избой для мастеров. Два года заняли подготовительные работы, и в июне 1746 года в Петербург, где проживал в то время настоятель монастыря Арсений Могилянский, был послан запрос на разрешение начинать отливку колокола, не дожидаясь сообщений из столицы. Но произошло непредвиденное: под тысячепудовой тяжестью огненного металла форма прорвалась, и часть меди вылилась в яму. К мастерам монастырские власти приставили караул, из Петербурга настоятель прислал приказание с ответственных монастырских чиновников, допустивших отливку колокола «без резолюции», взыскать штраф с каждого в размере годичного жалования.

Колокольные мастера не отрицали свою вину и без дополнительной оплаты обязались исправить ошибку. Ещё два года ушло у них на разбивку неудачного литья, изготовление новых форм с «летописью и рисунками». Только в 1748 году лаврский царь-колокол был наконец отлит заново. По подсчетам мастеров, вес колокола составил 6,5 тонны, высота «до ушей» 3,9 метра, 4,3 метра в диаметре. Монастырские власти с гордостью подчеркивали, что это был самый большой колокол, «какой только есть во всей России, а может быть, и во всем свете, в действительном употреблении». Помимо надписи, в которой излагалась история отливки колокола, его украшали также искусно исполненный рельефный герб Российского государства и портреты цариц и царя, в царствование которых велось строительство колокольни, – Елизаветы Петровны, Петра Федоровича и его супруги Екатерины Алексеевны. Колокол был подвешен на мощных дубовых столбах перед колокольней, которая была ещё одета лесами и не достроена. Три тысячи посадских людей под управлением 10 конных распорядителей три дня тянули сюда колокол от места отливки, которое находилось в нескольких сотнях метров от монастыря.

В 1747 году Мичурин был послан на ответственные работы в Киев, и дальнейшее строительство этого уникального сооружения связано с именем его ученика – другого талантливого русского архитектора Д.В. Ухтомского. Как и Мичурин, Ухтомский весьма критически отнесся к проекту, по которому велось строительство колокольни. Он видел, что ее низкая трехъярусная композиция подчеркнуто европейской архитектуры не гармонировала с окружающими архитектурными постройками, исполненными в ярко выраженных национальных формах, и явно не могла взять на себя роль главного композиционного и идейного центра, которая по традиции отводилась подобным сооружения в ансамблях русских монастырей. Власти Троицкого монастыря также всегда лелеяли мысль о том, чтобы их колокольня, подобно только что отлитому для нее колоколу, была бы самой высокой в стране, превышая звонницы других монастырей, а может быть, даже и столп самого Ивана Великого в Московском Кремле. Поэтому они всячески поддерживали Ухтомского, когда он, воспользовавшись посещением монастыря императрицей Елизаветой Петровной в июле 1753 года, представил ей смелый проект увеличения высоты колокольни. Архитектор блестяще использовал конструктивные возможности строившегося здания и без какого-либо усиления основания предложил поставить на нижний двухъярусный этаж не два, а четыре убывающих вверх яруса звона. Увенчанные необычным куполом в виде золотой чаши прекрасного рисунка с коронами по четырем сторонам, два новых яруса придали стремительный взлет всему сооружению, сделав его композицию принципиально новой, исключительно торжественной и необычайно лёгкой и воздушной.
 

Предложение о надстройке колокольни понравилось императрице, а монастырские власти постарались сразу же, не снимая лесов, менее чем за три года построить ее на новую высоту. Однако трудоемкие и ответственные работы растянулись еще на 15 лет. Такая задержка в значительной мере была вызвана разногласиями между архитектором Ухтомским и духовенством. Ухтомский предложил поставить на парапете гульбища скульптуры, преследуя цель лучше организовать переход от широкого основания колокольни к его стройному верху и подчеркнуть торжественность сооружения. Однако духовенство сочло это «непристойным». Споры стали предметом рассмотрения в сенате и синоде, затем были переданы на окончательное решение директору Академии художеств Бецкому, который дипломатично предложил убрать скульптуры совсем, а вместо них «употребить приличные орнаменты и вазы», что и было сделано. Отношения духовенства с архитектором настолько обострились, что в 1765 году синод просил Екатерину II дать ему отставку, но когда строительство было почти завершено и оставалось провести только штукатурные работы, Ухтомский, ссылаясь на слабость здоровья, подал в отставку сам.

На колокольню были подвешены 42 колокола разных размеров и разного веса, позднее количество достигло 50. Самым первым в 1759 году при огромном стечении народа на второй ярус колокольни был поднят царь-колокол, в подъеме которого участвовало 3000 «рабочих людей». Раскачивать его 88-пудовый язык было очень трудно, и его сняли, установив специальное устройство, но и эта громоздкая машина стала угрожать сохранности сводов. Язык вернули обратно в 1760 году, и хотя звонили в него не часто, в 1795 году он переломился, и новый был отлит в Туле. Уникальное собрание лаврских колоколов сильно пострадало в 1930 г., когда были разбиты 25 колоколов, в том числе и самый большой на Руси – царь-колокол. Вес вновь отлитого в 2003 г. для лаврской колокольни Царь-колокола составляет 72 т.

Специально для колокольни были изготовлены и часы с курантами. По указанию императрицы Екатерины II велись переговоры с опытными английскими мастерами, но те запросили слишком дорого. Поэтому часы были выполнены в 1784 году мастером «тульской ружейной слободы Иваном Кобылиным Большим». Башенные часы безупречно работали на протяжении 120 лет, затем их заменили сегодняшними в 1905 году, но не потому что тульские часы стали плохо ходить, а просто из желания иметь новые.

В конечном итоге, высота колокольни составляет 88 м, что на 11 м больше звонницы Новодевичьего монастыря и на 6 м – колокольни Ивана Великого в Московском Кремле. Колокольня, отличающаяся исключительной стройностью, изяществом и изысканностью убранства, достойно завершила формирование уникального архитектурного лаврского ансамбля, став его высотной доминантой и объединив тем самым все другие архитектурные сооружения соборной площади.