Скитские пруды - миф краеведов или реальность

                         Так уж повелось, что Сергиев Посад, его окрестности издавна притягивали к себе представителей искусства, в том числе и изобразительного. Одним из них был известный русский художник, академик живописи Михаил Васильевич Нестеров. В свое время он поселился в деревне Комякино (территория современного города Хотьково) и много картин написал именно в наших краях. Самой значительной своей работой художник всегда считал «Видение отроку Варфоломею», навеянную сюжетом из «Жития преподобного Сергия». Но первой картиной, заставившей говорить о Нестерове как о самобытном мастере и поставившей его в ряд выдающихся живописцев своего времени, был «Пустынник», окончательно написанный художником в 1889 на своей малой родине в Уфе. Но монаха, изображенного на картине, Нестеров нашел в Троицком соборе Лавры, и здесь на радонежской земле этот монах позировал Михаил Васильевичу в его съемной квартире.
Ценность данной работы признавали все, даже те, кто и несильно восторгался творчеством Нестерова. Эта была первое из произведений художника, приобретенное для своей галереи Павлом Михайловичем Третьяковым. Уже впоследствии данная картина экспонировалась на XVII Передвижную выставке и произвела на ней очень сильное впечатление, о чем свидетельствует, к примеру, письмо В. М. Васнецова к Е. Г. Мамонтовой, посланное 14 января 1890 года из Киева, куда перекочевала Передвижная выставка. Вот небольшой отрывок из этого письма: «Хочу поговорить с вами о Нестерове — прежде всего о его картине "Пустынник". Такой серьезной и крупной картины я, по правде, и не ждал... Вся картина взята удивительно симпатично и в то же время вполне характерно. В самом пустыннике найдена такая теплая и глубокая черточка умиротворенного человека. Порадовался-порадовался искренне за Нестерова. Написана и нарисована фигура прекрасно, и пейзаж тоже прекрасный — вполне тихий и пустынный...». Интересно, что некоторые участники той выставки тоже написали схожие по тематике картины. К примеру, Григорий Мясоедов изобразил пустынножителя в лесу и в другое время года - летом. Но увидев картину Нестерова, бросился к своей работе и стал ее подправлять , а потом, не удовлетворившись этим, вообще убрал ее с выставки.
В ряде статей, посвященных Радонежью, утверждается, что изображенный на картине пейзаж Михаил Васильевич нашел на Скитских прудах. Вместе с тем при рассматривании данного пейзажа, все-таки возникает вопрос, а Скитские ли пруды использовал автор в качестве натуры, и насколько верны утверждения о подлинности данной версии местных краеведов. По крайней мере, более или мене документальные подтверждения этому факту широкой публике не приводятся, также, как и ссылки на источники данной информации. Возможно, они есть, но мне они просто не встретились. Конечно, тут надо учесть, что при написании картины художник ради ее выразительности может менять размеры изображаемых объектов (к примеру, увеличить ширину озера, пруда), что-то добавить, что-то наоборот убрать. Но в любом случае было бы интересно, если кто-нибудь поделится известной ему информацией о создании данного шедевра живописца. А сейчас предлагаю ознакомиться с информацией на данную тему, изложенную в одной из глав, изданной в 1969 г. книги «С веком наравне» Т. 2 (автор – Н.Григорович).
Немного предыстории к приведенному ниже тексту – у Михаила Васильевича Нестерова очень рано умерла его юная жена Маша. Смерть любимого человека  сильно повлияла на художника. Он часто проводил время на могиле супруги в Даниловском монастыре. А в мастерской, чтобы он не писал, все напоминала ее, ее черты … и живет он после смерти жены почти как затворник, постоянно думая об ушедшей своей Маше…
«В эти-то дни он встретил своего Пустынника. А было это так. Лето 1888 года Михаил Васильевич проводил недалеко от Москвы, в Сергиевом Посаде, и часто посещал церковную службу. Каждый раз он обращал внимание на старичка монаха, стоявшего всегда на одном и том же месте – слева у клироса Большого Троицкого собора. С каждым днем Нестеров все больше привязывался к «своему» старичку, втайне любовался им, следил за выражением его лица.
В душе художника пока неясно, но все настойчивее росла дума о новой картине. И центральное место занимал в ней старик с детской улыбкой, с выражением бесконечной доброты в глазах. В своих мечтах художник видел старика не в соборе во время церковной службы, а среди природы, задумчиво бредущего вдоль тихой осенней реки.
Дни шли да шли… Нестеров уже обдумывал детали картины, а сам не знал, как подступится к старику и просить его позировать. Некоторое время художник не ходил в собор, все думал, как начать разговор со стариком. Наконец решился. Пришел в церковь – старика и след простыл.
Художник расспрашивает, а ему говорят:
- Это Вы об отце Гордее? Так он помер. Поболел, да и помер…
Что тут стало с Михаил Васильевичем! Чуть сам не заболел от огорчения. Пытался он в альбоме по памяти воспроизвести лицо, но все выходило не то. Сходство получалось, а выражение пропало.
Прошло еще какое-то время. Как-то раз Нестеров опять забрел в собор во время обедни – и чуть не вскрикнул от неожиданности: старик стоит на обычном месте у левого клироса...
Михаил Васильевич еле дождался конца обедни. Но вот, наконец, служба кончилась, старик вышел из церкви, и Нестеров за ним. Волнуясь, стал объяснять, что он художник и нужно ему до зарезу, чтобы старик согласился позировать. А монах никак не поймет, что от него хочет этот странный мирянин. Ничего не ответил — и поспешил укрыться в своей келье. Нестеров всю ночь не спал и на другой день снова приступил к старику. Тот наконец уразумел, что от него хотят, но теперь на него напал страх великий. Затрясся монах, начал креститься:
- Грех-то какой!.. Спаси, господи, от лукавого!..
И побежал к монастырю...
Однако Нестеров не отступил. Несколько дней сряду он уговаривал старика. Рассказывал, что писали художники портреты с архиереев и митрополитов — значит, никакого греха в этом нет. Наконец старик согласился:
- Ну ладно... Нанимай извозчика, поедем... Больше часу не мучь только.
Привез Нестеров своего монаха к себе на квартиру и тут же с жаром, с пылом принялся за работу. Хотел все взять за один раз, зная, что на другой сеанс старик не согласится. И, конечно, не час «мучил» он старика.
...Уже сумерки вползли в комнату, а Нестеров все сидел перед этюдом, и счастье переполняло его сердце. Чуяла его душа, что картина получится, обязательно получится! Ничего, кроме картины, в мире для него уже не существовало. Ему казалось, будто и Маша стоит тут рядом и радуется тому, как славно он сегодня поработал.
Потекли дни упоительного труда. Нестеров вернулся в Москву и стал с утра до ночи пропадать в старинном, тихом парке Петровско-Разумовского. Сколько он написал там этюдов для своего «Пустынника»!
Но все же картина мало двигалась. Не давался ему Пустынник в шумной Москве — и все! Упаковал тогда Михаил Васильевич начатую картину со всеми этюдами и поехал домой, в родительский дом, в тихую Уфу.
Там, в Уфе, Нестеров остался с глазу на глаз со своей картиной. Вот уже и пейзаж написан. Холодная, синеющая земля со следами первого снега, поблекшая трава, стынущее озеро, лес на противоположном берегу, теряющий золотые свои одежды, лишь ветка рябины одна алеет...
Художнику мило это увядание, он погружается в него вместе со своим «Пустынником» и долгими часами сидит перед картиной, уже живущей своей собственной жизнью, независимой от него.
Старик неслышно бродит в лаптях вдоль бережка и, кротко улыбаясь, наставляет его, как жить: уйти, мол, надо от мирской суеты, от повседневных пустых помыслов. И еще признается старик: тяжело ему в монастырской келье, молчанье там мрачное, оно давит, гнетет. Поэтому и ушел он сюда, в храм природы, где нет ни стен, ни низкого потолка, ни вязкого монастырского безмолвия, а есть светлая тишина и можно беседовать с каждой травинкой.
Наконец решил Михаил Васильевич, что надо и другим показать своего «Пустынника». Собрался и повез картину в Москву.
Слух о картине быстро прошел по Москве, и неожиданно к Нестерову явился сам Павел Михайлович Третьяков.
Павел Михайлович, человек молчаливый и строгий, долго стоял перед «Пустынником», смотрел его сидя и стоя, вблизи и издали, провел у Михаила Васильевича целый час и — купил картину для галереи...
Нестеров отправил «Пустынника» на XVII Передвижную выставку. О «Пустыннике» заговорили …»
В.Н. Кораблев