"Алкач" по-немецки. Как это по-русски?

В замечательном советском фильме Георгия Данелия "Осенний марафон" есть сцены с участием немецкого журналиста Норберта Георга Кухинке (Norbert Georg Kuchinke), который дебютировал в роли слависта из Дании. Профессор Билл Хансен старательно заучивает отечественные застольные тирады, типа "тостуемый пьет до дна", и интересуется странно звучащим для иностранца русским словом "алкач". Искусство настолько активно вторгается в реальную жизнь, что сейчас в Германии решили переиздать "Русский алкословарь-справочник, или Веселая наука выпивать".

Один из его авторов, профессор института славистики университета Грейфсвальда Харри Вальтер (Harry Walter) утверждает, что немецкие студенты, прочитав поэму "Москва — Петушки" Венедикта Ерофеева, решили дотошно изучить русскую алкогольную лексику. "Мы заметили, что немецкий перевод довольно бедный, эквиваленты к русским словам и оборотам подобраны не такие цветистые, — сказал Вальтер "Московским новостям". — И мы для начала решили составить список "ерофеевизмов". Помимо писательских неологизмов, составители словаря обратились к истокам народного творчества. И выяснилось!…

Несмотря на кажущееся изобилие в русском языке таких оригинальных глаголов, как антабусничать, вмандаринить, дришпельнуть, дробызнуть, набубениться, навинегретиться, а также таких существительных, как брандахлыст и фунфырик, наш "великий и могучий" проигрывает не только другим славянским языкам (польскому и чешскому), но и немецкому, в описании алкоголиков и процесса выпивки. Причем не в современном кондовом варианте, а, так сказать, изначально. "Он зашел в ресторанчик, шекалдыкнуть стаканчик", — пелось в одной кабацкой песенке про кривоногого солдатика. Казалось бы, это непереводимый жаргон. Оказывается, нас обскакали братья-славяне и немчура! Откроем маленький секрет. Европейцы пьют больше нашего брата и втихаря!

Коллега-соавтор профессор Валерий Мокиенко еще в 1970-х годах натолкнулся на выражение "пьет как голландец" (расшифровываем — пьет очень много). Этимологические словари прояснили, что "голландец" — это не только человек, но и машина для дробления сырья при изготовлении бумаги, на подшипники которой струйкой течет вода. Позднее в парижском общественном транспорте ученый услышал фразеологизм: "пьет как датчанин". И тут языковед выяснил, что французы говорят: "пьет как поляк". Болгары — "пьет как цыган". Датчане в шутку или всерьез: "пьет как норвежец". Норвежец поминает: "пьет как швед". Швед утверждает: "пьет как финн". Чухонцы, в свою очередь, заявляют, что отъявленные пьяницы "пьют как русские". Немцы до сих пор используют идиому: saufen wie ein Templer - "нажрался (напился) как тамплиер". Рыцарей-храмовников давно уже не существует в природе, пили ли они, или были трезвенниками-язвенниками, а вот память о них осталась в присловиях.

Грех пьянства обычно сваливали на соседей. Исключение делалось для некоторых народов. Московиты во времена царя Алексея Михайловича, будучи в Испании, удивлялись, что при изобилии крепких напитков даже "подлый народ" их "гнушается" до того, что не валяется на улицах. При этом русские дипломаты отмечали обычай рядового европейца: "пьет много, а ест мало". Королева Швеции Кристина, будучи еще ребенком, отчаянно сопротивлялась желанию своих венценосных родителей напоить ее при случае пивом. В скандинавских странах тогда было принято потягивать пивко не только в тавернах, но и при дворе монарха. На рубеже XIX столетия про Уильяма Питта-младшего, который мог заявиться навеселе на заседание британского парламента, газеты писали, что после очередного приема премьер-министр "шатался подобно его собственным законопроектам".

Почему же именно про русских сложился стереотип запойного пьяницы? Увы, виновата наша самодержавная монархия, постоянные войны с соседними странами, "закрытость" русского общества и еще ряд прочих факторов. Российская власть привыкла вмешиваться в частную жизнь своих пьющих граждан, когда те находились не на службе, а на досуге. Российский "государев кабак" по сути разительно отличался от общеевропейской таверны, траттории, гастштета, кафе, бара, ресторана и клуба, где господам также подавали в немалых количествах спиртное, но там их выпивохи были предоставлены сами себе.

Российская культура застолья ориентировалась, прежде всего, не на "вкусовое" употребление спиртного небольшими дозами во время еды, а на питье "до дна". Климат тоже не располагал для употребления легких вин или пива. Пили в основном "крепкое", чтобы шарахнуло сразу. Не отсюда ли более поздние выражения: "Нам, татарам, все равно, что водка, что пулемет, — лишь бы с ног валило" или "Водка "Буратино" — почувствуйте себя дровами"?

"Иностранцев в России удивляло, пожалуй, не столько само пьянство, сколько стремление к выпивке как условию нормальных человеческих отношений", — отмечают в своей книге "Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина" авторы Игорь Курукин и Елена Никулина. Безусловно, революция, Гражданская война, раскулачивание, индустриализация, Великая Отечественная война изменили наше общество. Изменилась и так называемая культура потребления алкоголя. Ныне канули в Лету многие словечки: "наркомовские сто грамм", "гадюшник", "забегаловка" и т. д. Остался лишь русский "безудерж" — "стрелять — так стрелять, гулять — так гулять". Или, говоря словами старинного летописца, "Руси есть веселье пити, не можем без того быти".