Неясно, считать ли языческим праздник Масленицы или нет, но то, что он древний и появившийся не на пустом месте, — совершенно точно. Не церковный и не государственный, не семейный и не спортивный, этот день не имел протеже по жизни, но смог преодолеть эпохи. Почему именно Масленица из всех архаичных праздников дошла до нас, как она встроилась в современность и какие ещё приветы передаёт нам самое-самое далёкое прошлое?
Могло быть и больше
«Масленица уцелела в XX веке ещё потому, что в ней не было того внешнего православного колорита, а была картинка — одно из представлений о том, как должна выглядеть душа народа», — считает руководитель сергиевопосадского Центра традиционной культуры «Дом» Татьяна Смирнова.
Конечно, добавляет она, было бы большим упрощением считать, что одним праздником можно полностью описать душу народа, но Масленицу спасла её «народная» форма — в чём-то созвучная советским коллективным торжествам.
Сложись история страны по-другому, и древних праздников могло быть больше, но сегодня это, пожалуй, единственный ритуал, переживший века. Были и другие. Например, праздник весны «сороки», известный теперь разве что фольклористам. Его относят к так называемому народному христианству — системе двоеверия, когда, условно говоря, возвращаясь с церковной службы, человек мог зайти к бабке-знахарке, равнозначно веря и в то, и в другое. «Интерес к масленичной обрядовости говорит о том, что жива народная душа, которая, может быть, не всегда умещается в границы православия. Это не язычество в чистом виде, а то, что находится за границами православия, но составляет культурный код русского народа. Помнят, потому что душа просит», — считают в «Доме».
Блин — не солнце
Как и любое большое явление, Масленица обросла легендами и заблуждениями.
Чучело не всегда сжигали. То, что мы считаем основной частью программы, стало таким только в наши дни, и это обращение лишь к одной из стихий, стихии огня.
В некоторых областях соломенную куклу разрывали и бросали на поле, связываясь со стихией земли, в других регионах пускали её по воде. А кое-где вместо чучела по праздничной площади и вовсе ходил человек.
Блины — вовсе не символ солнца, напоминает Татьяна Смирнова. Вместе с кутьёй, кашей из цельных зёрен, блины служили ритуальной пищей для поминовения предков. Бытует убеждение, что в эти дни истончаются стенки между нашим и «тем» миром.
Во многих календарных праздниках, в том числе и на Масленицу, встречается эта обрядовая пища. Предкам посвящался первый блин, который комом, но таким он был не от неумения, а потому, что его укладывали на божницу или на окно, давая знак предкам. А после праздников к душам предков обращались с просьбой вернуться в свой мир.
Расшифровали ковш и прялку
По парку в музее «Абрамцево» можно ходить, читая его как книгу: вглядываться в фасады деревянных построек и в отделку ковшиков внутри них. Везде нам встретится множество символов, и каждый из них что-то да означает. Конёк на крыше избы, утица или иная птица защищали, по поверьям славян, от древних ночных сил. Тому же служил солярный символ, оберегая от нечисти. Но на избушке на курьих ножках — беседке в глубине парка — изображена сова, а с другой стороны летучая мышь.
По одной из версий, Васнецов, проектируя избушку, использовал эти символы, чтобы, наоборот, защитить Бабу-ягу, дав ей оберег от света, сохраняя её заповедник сумеречного мира. На соседней бане-теремке, сделанной по проекту Ивана Ропета, видного деятеля псевдорусского стиля, мы находим языческие орнаменты — на самом видном месте под сводами виден солярный круг.
Идём дальше, и на рубелях и прялках в бывшей усадебной кухне — теперь там коллекция произведений народного искусства — в изобилии громовый знак, декоративный мотив языческого происхождения, круг с шестилепестковой розеткой внутри, частый гость и на утвари в русских избах, и на их фасадах. Тут же изображение птицы — символ, который идёт бок о бок с солярным знаком. Рядом извилистые линии как отражение стихии воды. Узор из мелких ромбов с точками внутри — знак засеянного поля.
Как сакральное стало мемом
Важный момент: абрамцевцы не были идейными язычниками, а, как и многие в то время, переводили древние символы в орнамент, в утилитарное.
Художник Константин Коровин в мемуарах описывал момент, похожий на сцену из кинокомедии. Мамонтов и Серов лепят в Абрамцеве шишигу, древнеславянское воплощение нечистой силы. Они используют языческие знаки вольно, превращают культовые символы в декоративный объект, а то и, как бы сейчас сказали, в мем:
«Савва Иванович увлекался керамикой… Он и Серов как-то при мне лепили из глины какого-то горбатенького человека, и оба смеялись…
— Нет, — говорил Серов,— шишига, он ни весёлый, ни грустный... Живёт в стороне как-то.
— Постой, Антон (прозвище Серова. — Ред.), ему уши нужно вот так…
И Мамонтов глиной вылепил на странной лысой голове уши летучей мыши.
— Ниже, ниже, — говорил Серов. — Вот теперь что-то есть... Постойте — бородку козлиную.
— Это управляющий... ну, как его,— говорил между тем Серов.
— Шмит, — помог ему Мамонтов... И оба, лепя шишигу, смеялись. Вошёл Репин, посмотрев, сказал:
— А интересно. Но что это такое?
— Шишига, — ответил Мамонтов...
— Знаешь, он такой, — продолжал Мамонтов, — небольшого роста, в шерсти, живёт так у дома, в деревне у сарая, такой домовой, всё знает, помалкивает, немного портит жизнь, мешает, прольёт крынку молока, вывалит из саней...
— Неужели? — сказал Репин серьёзно.
— Я этого никогда не слыхал. Но кажется, это вздор.
— А ты спроси у Льва Николаевича, — сказал Савва Иванович.
— Он, наверно, видал шишигу.
— Какой вздор…
— Вздор. А ведь это наши русские дары, хранители быта и дома, поэзия русская.
— Нет, я в это не верю, никогда шишигу не видал, я думаю, и ты, Антон, тоже.
— Я сам на шишигу смахиваю,— ответил Серов. И улыбнулся приятно».
И тут мир схлопывается
Обычно Церковь не критикует обряд Масленицы открыто и не отговаривает прихожан от участия в веселье. О том же купании в проруби, которое в общественном сознании представляется вполне православным обычаем, священники отзываются куда более скептично.
В то же время есть, конечно, и кулуарное недоверие среди служителей, и опаска среди верующих. Многие православные сознательно не ходят сжигать чучело, не веселятся в эти дни, зная, какое осуждение ждёт их в своей же среде.
И их можно понять — в церковном представлении эта неделя совсем невесёлая. Это время, когда православные готовятся к посту, именно в эти весенние дни они вспоминают Адама и Еву, изгнание их из Рая. Мир буквально схлопывается, всё заканчивается и рушится, дверь закрывается — какое уж тут веселье?
Дорожный указатель или жертвоприношение?
Трактовки одного и того же явления прошлого могут быть крайне разными, в чём мы убеждаемся, послушав мнения о каменных фигурах, что стоят в абрамцевском парке.
Их называют бабами, и это вполне научный термин. Черты лиц стёрты, контуры тронуты временем, и учёные не пришли к однозначному пониманию, что они означают.
Скорее всего, это языческие ритуальные фигуры половецких племён. Им лет восемьсот, их находили на погребальных курганах, и именно оттуда их привёз в усадьбу Савва Мамонтов, не испытывавший, как мы убедились, пиетета к суевериям. Идолы найдены при строительстве железной дороги от Донецка в Харьков — там, в харьковской степи, экспедиция Мамонтова находила эти памятники из известняка.
В музее считают, что у баб была особая роль в обрядах жертвоприношений — подсказку дают их руки, опущенные к низу живота, где по предположениям учёных когда-то находился сосуд для даров богам.
По другой версии бабы — первые дорожные указатели, которые указывали кочевникам направление.
«Так или иначе, они несли определённую энергетику, но Савву Ивановича это не смутило. Он притащил их сюда из любви к народному искусству, со своим несколько фанатичным, возможно, видением — хочу и делаю. Но к нам они, к счастью, относятся благосклонно», — говорит научный сотрудник музея Екатерина Воронина.
И ещё одна древняя легенда-сказка — это окаменевшие люди, которые однажды зазнались, плюнули на солнце и превратились в камень.
Как возвращали Масленицу
В последние десятилетия интерес к Масленице немного растёт, считают наши собеседники. Традиционные советские проводы выглядели, вспоминает Татьяна Смирнова, официозно — песни из громкоговорителя, ряженые, блины и однотипные игры-ручейки. Праздник отдалялся от оригинала, а молодёжь — от праздника: «Это была выхолощенная картинка, в ней не было энергии, кровь не бежала. Молодые эту полуправду чувствовали».
У посадских энтузиастов есть объяснение, почему гуляния стали шире: «Популярность Масленицы можно соотнести с взлётом интереса к русской традиции в 1980-х и раньше, когда зазвучал Дмитрий Покровский и его ансамбль — и это была просто бомба! В эту атмосферу стали прорываться и другие песни, игры, и в возвращении Масленицы, какой мы её знаем, есть большая заслуга фольклорного движения в стране».
В 1990-е во многих городах России создавались фольклорные объединения. Эти люди ездили в экспедиции, но не складывали найденное, как это было раньше, на полки архивов за семью печатями, а выносили на улицы.
Точно так же «Скоморошья слобода», из которой вырос «Дом», принесла в Сергиев Посад найденное в деревнях, в поездках и встречах: сначала игры, потом танцы, потом потешные кулачные бои. Всё то, что на наших праздниках не видели очень давно.
Два заповедника — театр и вуз
Под этим же углом можно посмотреть и на приметы — верования, которые корнями уходят в мистическое языческое прошлое, но к нашему дню исказились так, что со стороны воспринимаются скорее как курьёз.
Многие студенческие суеверия выдохлись, но некоторые, как нам рассказали в сергиевопосадском филиале ВШНИ, живут: монетку под пятку перед экзаменом всё ещё подкладывают, не бреются и не моют голову в течение сессии.
Но уже не услышишь под окнами общежития классическое «Халява, приди» и вряд ли кто кладёт учебник под подушку на ночь. Есть мнение, что приметы стали уходить из вузов по мере того, как открывались коммерческие группы: «платных» студентов за неуспеваемость отчисляли реже, и экзамены во многих вузах уже не вызывали былого трепета.
Но театр ещё держится. «Если из рук падает текст, считается, что на него надо обязательно сесть», — говорит актриса «Театрального ковчега» Марина Зверева. Иначе, есть поверье, роль не получится. Если сам упал на сцене, то это верный знак, что получишь главную роль. Перед спектаклем артисты становятся в круг, взявшись за руки, — это и своего рода ритуал, и просто обмен энергией, своеобразный камертон за минуту до выхода на сцену. Напутствие «С Богом!», руки расцеплены, и начинается спектакль.
«Пришли покойника хоронить, а он за нами бежит»
«Мы не можем отрицать то, что язычество у нас существовало, — продолжает Татьяна Смирнова, — оно послужило почвой, на которой возросло православие, обогатило православную культуру обрядностью, понятной нашему народу. Будь то купание в проруби на Крещенье или Прощёное воскресенье на Масленичной неделе. Греческое православие, при совпадении во всех основных точках с нашим, всё же отличается».
Следы язычества мы находим даже в детских играх. Многие из них когда-то были вовсе не детскими. Это осколки древних культов, не развлечения. Прятки и тем более жмурки, приводят пример фольклористы, — это напоминание о переходе между мирами, ритуал далеко не на каждый день. Или на Святки — ещё один пример из прошлого, который плохо стыкуется с православной традицией, — играют в покойника: водящий ложится, вокруг него ходят с песенкой, а потом крик: «Пришли покойника хоронить, а он за нами бежит».
А что в искусстве? Когда языческие символы, защитная символика и обереги, пусть даже в декоративной форме, исчезли с предметов обихода? Не так давно, считает Екатерина Воронина, с запуском массового производства. В тот момент, когда прервались ремесленные династии, когда артели переросли в мануфактуры, и когда старый мир начали менять на новый.
Владимир Крючев
Фото Светланы Володиной
