На прошлой неделе на ступенях ОДЦ «Октябрь» выступили музыканты студии «Журавлиная родина». Это был концерт из серии «Лето для тебя», когда каждый четверг один из творческих коллективов Центра поёт для всех под открытым небом. Не обязательно быть фанатом бардовской песни, чтобы получить удовольствие — достаточно слушать, представляя, что за этими аккордами стоит яркие истории из жизни страны: туристические, политические, романтические.
Накануне мы поговорили со Светланой Цывкиной о выступлении, о самом жанре и о том, как живёт школа два года спустя после смерти сооснователя «Журавлиной родины» Владимира Цывкина.
— У студии прошёл концерт, расскажите о нём.
— Концерт встряхнул всех нас после летнего отдыха. Мы пели о том, что нас окружает, о времени. Была песня Юрия Лореса «На Яблоневый Спас, что ни попросим мы, Господь глядит на нас глазами осени...» Обычно мы исполняли её в дуэте с Володей, но я до сих пор не могла петь наши дуэтные песни. Доходило до того, что текст вылетал из головы от напряжения. Но я так решила, что 19-го, в Яблочный Спас, точно спою её.
— Два года прошло — как живёт школа без Владимира Романовича?
— Ну как... Мы всё удержали на плаву, но мне его жутко не хватает. Он умел в нужные моменты быть жёстким, но только в нужные моменты, и окружающие это знали. Дня не проходит, чтобы его не вспомнили — хоть мы в студии, хоть наши электрики в ОДЦ.
— Он умел со всеми общаться.
— И с академиками, и с любой бабушкой. Мог сказать ей: бабуль, можно у вас выкопать для жены цветочек из вашего огорода? Если где-то в магазине встречал какого-то насупившегося типа, легко мог спросить его: а что у вас хорошего, кроме характера? И все сразу улыбаются, всем хорошо.
— Как он говорил — я Баба-яга, но с добрыми намерениями.
— Мы оба эмоциональные, и иногда я на него страшно сердилась, особенно в творческих моментах. Формально я более грамотная, у меня музыкальная школа за плечами, а у него всего два года по классу скрипки. Но в то же у Володи не было музыкальных шаблонов в голове. Он обладал очень тонким слухом. Брал свою семиструнку и говорил — слышишь, как красиво получается? Давай, говорит, высчитывай, что я тут прижимаю, а то я не знаю. И вот я говорю ему — здесь ты, к примеру, взял аккорд Am13. Хорошо, отвечает он, запомню.
— Почему он так редко пел своё?
— Не знаю, это тоже для меня загадка. При всей своей лёгкости он был скромным и относился к себе очень, скажем так, несерьёзно — «да разве я автор?» Хотя его родственник, он живёт в Израиле, музыкант с большой буквы, услышал Володину оркестровку его же песни и был поражён, как из простых аккордов получилось произведение для нашего муниципального оркестра, сложная оркестровая музыка с необычными, как говорили сами музыканты, партитурами.
— Музыкальная семья?
— Такая классическая музыкальная еврейская семья, и их так много — тринадцать детей по отцовской линии. Помню, как его папа мне так при встрече говорит: «Знаете, у нас всего шесть человек закончили консерваторию. А у вас какое образование?» Мама Ревекка Моисеевна — известный доктор, но даже при такой интеллигентной семье у него было очень много хулиганистого. Однажды его младший родственник с кем-то подрался, его арестовали на 15 суток, и в семье тогда говорили: Вов, по всем правилам в нашей семье сидеть должен был ты. Ну кто ещё прыгал с зонтиком с балкона? Кто ходил по крышам в Питере на слабо? Только он! Но при этом Вова оставался удивительно порядочным и ответственным человеком.
— Было время, когда казалось, что вы с Владимиром Романовичем — единственная школа гитары в городе, хотя это, конечно, не так. Как вам самим репутация «монополистов»?
— Мифы, которые тогда рождались, забавляли. Родители наших учеников рассказывали, что их спрашивали, как пристроить ребёнка к Цывкиным, как будто это было что-то нереальное. А мы брали всех, без слуха и без голоса, распевали их, а в то же время некоторые педагоги не брали непоющих. Я не была рада этим мифам. Задевало, когда бардов записывали в непрофессионалы. Если ребёнок не стал лауреатом Грушинского фестиваля — хотя и лауреаты у нас есть — то он всё равно научится петь хотя бы на семейном празднике или в классе. Володька так и говорил: если мои дети в студии смогут своим детям спеть колыбельную, я буду знать, что создал студию не зря.
— Авторская песня стала такой лёгкой мишенью для насмешек, есть даже научные статьи о бардах как об объектах пародии. Вы и, пожалуй, рэп — почему достаётся именно вам?
— Ничего удивительного, сами барды виноваты. Инструмент доступный и популярный, он притягивает массу людей — плохо играющих, плохо поющих, плохо думающих. С плохим вкусом к стихам. Я сама порой думаю, господи, какому жанру я служу?! А если эти люди начинают выпивать и становятся агрессивными... Дубасит три аккорда, растянутый свитер, грязные джинсы, но он же бард. Очень досадно, когда такое вижу.
— Галич и Митяев — такие разные, но оба барды. Как так?
— Это здорово на самом деле. Я так и говорю детям: вы сами выберете своё направление. Есть проект «Необарды», они тяготеют к року. И у них полно слушателей. Аудитории Галича небезразлична судьба страны, она пропускает это через себя. А Митяев... Если бы он не написал «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались...» — это я сейчас замахиваюсь — мне кажется, что его судьба сложилась бы более удачно.
— Он стал её заложником?
— Да, песня оказалась дико попсовой, он вкусил аудитории и денег, пошёл в эту обойму, поймал этот кайф, стал частью этой системы. Но видно, как искренне он улыбается на ранних записях
— О чём петь барду сегодня?
— Есть барды, у которых 9 из 10 песен — бытовая любовная лирика. А что нового мы можем узнать про неё? Хотя я отдаю должное тому же Митяеву как мелодисту и не только — достаточно вспомнить, что после его песни стали повсюду появляться слова на асфальте «С добрым утром, любимая...» Буквально вчера слышала по радио «Лето — это маленькая жизнь», и это прекрасно звучит. А Юрий Лорес говорит о месте поэта, о свободе слова — настоящей и на словах. О самих себе, о чём поют барды. Не воспроизведу дословно, но он просит прощения у Визбора, Галича и Окуджавы за то, что происходит в нашем жанре. И если он поёт о войне, то так — «Там, где люди не любят друг друга, невозможно страну защитить».
— Светлана Ивановна, вы же из Луганска? Давно были там?
— Несколько лет назад, когда мама умерла. Это было такое время, началась стрельба, отключили свет, воду и газ, а мама больная и слепая лежит дома. И я понимаю, что в случае обстрела маму на руках в подвал с третьего этажа не донесут. Она оставалась в квартире. Это была боль — мы созванивались, пытались хоть чем-то помочь. И помню, друзья говорили, как носят чай и бутерброды на баррикады, и я тогда думала, что поступила бы так же. Люди разжигали костры во дворах, света не было, продуктов тоже — каждый приносил к общему столу, что было. При всём моём сложном отношении к Денису Ахромкину я буду благодарна ему всю жизнь за то, что в 2014 году он взял у меня клочок бумаги с адресом моих родственников. Я попросила его привезти им средства гигиены и фонарик, а он ещё и какие-то консервы захватил. После этого нас вдвоём с Цывкиным отправили туда с концертом — и я поехала, это моя родина.
— Когда это всё закончится?
— Судя по Приднестровью, ситуация может тянуться долго. Куча семей в Луганске расстались на этой теме. Моя сестра всей душой была за «Партию регионов», за присоединение к России, и я знаю многих, кто её за это проклинал. Сам город раскололся, не было единого мнения, с кем остаться. Мой одноклассник уехал в Киев — он писал мне, что оцифровывает записи нашего школьного ВИА, где мы поём «И снится нам не рокот космодрома». И сегодня я не знаю, какую позицию занимаю — неоднозначного хватает с разных сторон, и никого из знакомых осуждать нельзя. Помню момент, как в Луганске на рынках стала появляться гуманитарная помощь — её уже просто продавали. У городской библиотеки снесён фасад, но в то же время удары не тронули здание, принадлежащее местному политику. Как это могло быть?
— Мы иногда говорим, что музыка учит добру, спасаем мир. Вроде правильные слова, но какие-то пустые. А вспомните пример, когда музыка реально кому-то помогла?
— Я об этом много думала. Лет двадцать назад я считала, что если ребёнок играет на гитаре, то он обязательно вырастет хорошим человеком. Но оказалось, что, повзрослев, они вырастают разными людьми. В то же время помню случай с одним из наших выпускников — он тяжело болел, и его родственники рассказывали нам, что в самые тяжёлые моменты он говорил, что авторская песня была лучшим в его жизни. К счастью, мы узнали об этом, когда он выкарабкался.
Владимир КРЮЧЕВ
Фото Светланы ВОЛОДИНОЙ
