Александр Солдатов — старший преподаватель Иконописной школы при Московской духовной академии, советник Патриарха по вопросам архитектуры зарубежных храмов. Участвовал в росписи церквей в России и за рубежом, разрабатывал проект храмового убранства в Гамбурге, Рейкьявике, Сан-Тропе. Выполнил значительную часть фресок в храме святой великомученицы Екатерины в Риме. В эти дни осуществляет роспись братской трапезной Троице-Сергиевой лавры. Возглавляет сергиевопосадский Центр храмового искусства имени преподобного Андрея Рублёва, который занимается проектированием убранства церковных комплексов в России и Европе.
— Есть мнение, что в одном человеке светский художник и иконописец обычно не уживаются. Что вы, художник-декоратор по первому образованию, думаете об этом?
— Это предубеждение. Быть иконописцем и не быть художником невозможно. И тот и другой видят мир в образах, и в случае с иконописцем здесь даже терминология совпадает. В своё время, в годы возрождения иконописи в нашей стране, некоторые впадали в крайность, заявляя, что, мол, для того чтобы стать иконописцем, нужно убить в себе художника. Это можно принять в том смысле, что убить нужно те грязные, привнесённые образы, которые роятся в голове. Но никак не образное видение.
— Что остаётся от иконы, когда её перепечатывают на бумаге миллионными тиражами?
— Здесь я согласен с нашим замечательным батюшкой о. Павлом Великановым, у которого была классная статья, где он разбирает эту проблему. Он говорит, что когда эти иконочки стали расходиться массовыми тиражами, то относиться к ним стали, к сожалению, совершенно несерьёзно. И уровень исполнения ужасает. Как с юмором пишет отец Павел, так святой мог выглядеть только в момент крайнего духовного упадка.
— О чём между собой говорят иконописцы, когда работают на росписи?
— Ну, о чём... Когда обед, например. На самом деле бывает по-разному. Когда на лесах — обычно молчим. А так — о чём угодно, хотя бы даже об Украине. Ничем от обычных людей не отличаемся. Я люблю говорить об искусстве.
— Как происходит трудоустройство выпускников Школы?
— Иконописец, заканчивая Школу, оказывается в неком вакууме. Мастеров с каждым годом всё больше и больше, профессиональная среда насыщается, конкуренция возрастает. В России существуют сотни мелких мастерских, которые чаще всего собираются только ради денег, но нам этот путь неинтересен. Деньги, конечно, важны, но важно и развиваться, достигать новые цели. В этом смысле Центр храмового искусства и архитектуры создавался как аспирантура, где существует возможность не только заработка, но и дальнейшего развития.
— Что происходит в храмовом искусстве — потребности превышают возможности мастеров или, наоборот, художников много, а заказов мало?
— В случае с нашим центром нам, например, катастрофически не хватает фрескистов. Мы не можем полноценно продолжить работу над несколькими церковными комплексами, которые сейчас запускаем. Специалистов нет.
— О каких комплексах вы говорите?
— В Венеции, например, будет построен целый храмовый комплекс с гостиницей, трапезной и иконописной школой. Также наши ребята сейчас работают во французском Сан-Тропе, где появится не только церковь, но и школа искусств, и школа мозаики. В Рейкьявике также строится подобный комплекс. В Париже, где РПЦ получила замечательный подарок — участок в центре города, напротив Лувра, на берегу Сены. О покупке этой земли в свою бытность договорились президенты Медведев и Саркози. Ещё недавно там находилась парижская метеорологическая обсерватория, но уже сейчас это здание сносят, и со временем там появятся храмовый комплекс и русский культурный центр с семинарией, воскресными школами, выставочными залами.
— Ваш центр много работает за рубежом, и наверняка вы сотрудничаете с мастерами, находящимися вне православной художественной традиции.
— Есть хорошая фраза — церковное искусство это богословие в красках. Творцы должны быть плоть от плоти Церкви, жить её жизнью. В Европе же храмы секуляризовались, стали профанными. Когда был объявлен конкурс на проектирование храмового комплекса в Париже, свои варианты предложили архитекторы из самых разных стран. Заявки были слабыми, нам приходилось многое разъяснять участникам. В итоге конкурс выиграло бюро Жана-Мишеля Вильмотта, входящее в десятку ведущих бюро в Европе. Сейчас у него в работе 250 объектов по всему миру — например, огромный стадион в Ницце или центр “Феррари”. Потенциал его мастерских огромен, но опыта в церковном зодчестве — никакого.
— Если можно, обобщим. Какие проблемы и задачи стоят на повестке дня?
— Честно говоря, больших внешних проблем нет. Творческих задач — да, огромное количество. В то же время у нас, в отличие от художников, и я это не скрываю, — стабильный хороший заработок. Иногда я даже испытываю комплексы перед друзьями детства, художниками-авангардистами, потому что прекрасно вижу, что жить им намного тяжелее, чем мне. Правда, и у меня были девяностые, когда я, имея тогда ещё троих детей, материально жил очень тяжело. Это было выживание — утром я обходил район, собирал бутылки, и на день мне хватало. За иконы тогда платили очень немного, а работа занимала много времени — одну икону можно было переделывать раз восемнадцать. Но с двухтысячных годов процесс пошёл в другую сторону. Я стал жить гораздо лучше, грех жаловаться, хотя у меня уже трое внуков, четверо детей, и тёща с нами.
— Вы говорили, что никто в мире кроме наших художников не занимается фреской. Что происходит?
— Западные художники со своим постмодернизмом не просто зашли в тупик, а ухнули в яму, из которой вряд ли выберутся. При всех наших проблемах православие остаётся неиссякаемым источником вдохновения. А что на Западе? Грязное болото постмодернизма. Я же часто там бываю, люблю ходить по выставкам и салонам, смотреть, что выставляют где-нибудь в Париже. Ужас. Катастрофа. Может, по законам жанра они создают шедевры, но сам постмодернизм, по сути, античеловеческое направление, погрязшее в страстях. Я могу судить об этом ещё и как художник, потому что сам когда-то работал в различных направлениях — занимался реализмом, модернизмом какого угодно толка. Сужу как человек, попробовавший это всё и пришедший к тому, чем занимаюсь сейчас.
Владимир КРЮЧЕВ
На днях в Ставрополе завершилась выставка “Безмолвная проповедь”, на которой были представлены работы мастеров центра. Несколькими месяцами ранее эти же произведения увидели в Вологде. Впервые в России в рамках одной экспозиции были собраны работы четырёх мастерских, имеющих непосредственное отношение к Иконописной школе при Московской духовной академии.
